Тайны Покровского бульвара: купцы, ученые, литераторы

Лев Колодный продолжает «Хождение в Москву». Его путешествие проходит по Покровскому бульвару, где в каждом из 18 владений жили люди, оставившие след в истории. Его рассказ — о доме, где в квартире писателя Николая Телешова проходили заседания легендарной «Среды», собирались самые известные писатели России — Максим Горький, Иван Бунин, Леонид Андреев. На «Средах» пел Федор Шаляпин, которому аккомпанировал Сергей Рахманинов.

На углу бульвара и Большого Трехсвятительского переулка сохранился старинный особняк, по которому в июле 1918 года прямой наводкой били пушки большевиков, подавляя мятеж левых эсеров, пытавшихся взять власть в стране.

Покровский бульвар, 14, — последний адрес Марины Цветаевой. Отсюда много лет за рулем своей машины ехала на Волхонку Ирина Антонова, директор Музея изобразительных искусств, показавшая народу «Джоконду». Она устраивала выставки, от которых отказывались Третьяковская галерея и Академия художеств СССР.

Сегодня — 3-я часть трилогии «Покровский бульвар», где в разные годы проживали, творили знаменитые, выдающиеся личности.

Следующий за «Домом ВСНХ» пятиэтажный доходный дом без балконов с тремя карнизами построил архитектор Василий Барков. Биография его, как многих архитекторов стиля эклектики ХIХ века, не представляла интереса для советских искусствоведов, она не изучена, как и его сына Семена Баркова, выполнявшего заказы в Москве.

Известно, что образование получил Василий Барков в Училище живописи, ваяния и зодчества и в Академии художеств. Его строения в центре города встречаются на самых известных улицах и в переулках: на Покровке, 1; Поварской, 2; Столешниковом, 14; Кузнецком Мосту, 14; Никольской, 12; Большой Дмитровке, 9…

На Покровском бульваре кроме помянутого жилого здания Барков перестроил старинную усадьбу ХVIII века, которой я закончу рассказ о четной стороне проезда.

В детстве, до окончания реального училища в 1912 году, Василий Шулейкин жил на Покровском бульваре, 16. Этот дом покинул, став студентом, поступив в Императорское московское техническое училище. В нем начал преподавать, стал профессором.

В СССР имя Шулейкина хорошо знали и в ученом мире, и на морском флоте. Он корифей физики моря, капитан 1 ранга, действительный член АН СССР. Основал первую в мире Черноморскую гидрофизическую станцию и был ее директором до захвата немцами Крыма.

Когда началась Отечественная война, по заданию Военно-морского флота рассчитал таблицы устройства ледяных переправ, проверенные на Белом море. Таблицы разослали по всем флотам. В дни блокады Ленинграда оказался в осажденном городе. Прокладывал по льду Ладожского озера спасительную «Дорогу жизни» зимой 1941/42 года. Занимался ледовыми переправами в морях Арктики.

Ученый обладал даром конструктора и изобрел для штурманов морского флота прибор, которым определялись высоты навигационных знаков и огней на берегу.

В годы войны получил Сталинскую премию за «Физику моря», в четвертом издании содержавшую 1083 страницы. В Московском университете тогда же основал кафедру физики моря.

Прирожденный лидер, возглавлял много лет Гидрометеорологическую службу СССР, созданный им Морской гидрофизический институт АН СССР.

Пристрастие к морю длилось до конца дней. Академик до 79 лет входил в состав экспедиций, плавал в морях Арктики, на Черном море помощником начальника и начальником экспедиций. Пять месяцев провел в Атлантическом океане.

Люди плавают в морях и океанах тысячи лет, но только в ХХ веке этот молодой человек объяснил происхождение окраски морей и озер. О чем сообщил в «Известиях Института физики и биофизики» в 1921 году. «При первом взгляде на синюю поверхность моря, в ясный летний день, может возникнуть мысль, что окраска этой поверхности вызывается отражением голубого неба в воде. Однако нетрудно убедиться в том, что это не совсем так…» Так начиналась статья «О происхождении окраски морей и озер» 1923 года.

Как физик Шулейкин знал, что случилось в лондонском театре в начале ХХ века, где по просьбе режиссера, чтобы создать тревожное настроение у зрителей, знакомый физик включил трубку с инфразвуком. Вместо ожидаемого волнения в зале публику обуял ужас, люди в панике выбежали из театра.

Как моряк Шулейкин знал, что в океане плавают исправные корабли, брошенные экипажами. Поэтому, когда, плавая на «Таймыре» в ясный день, гидролог случайно приблизив к уху зонд с газом и испытал боль, профессора осенила мысль: до корабля донеслись сверхнизкие звуки отдаленного за тысячи километров шторма, вызываемые ураганным ветром над гребнями бушующих волн. Зонд с газом вызвал резонанс и причинил резкую боль.

Спустя три года после случившегося Шулейкин выступил в Академии наук с докладом, названным как стихотворение: «Голос моря». Моряки бросались с кораблей по той же причине, по какой зрители выбежали из лондонского театра…

Шулейкин вырос в музыкальное семье, где родные дома музицировали, играли квартеты, трио, квинтеты. В студенческом симфоническом оркестре Василий исполнял партию первой скрипки.

Природа наградила его талантом литератора и композитора. Мемуары «Дни пережитые», как «Физика моря», пользовались признанием и издавались четыре раза.

Когда после полемического стихотворения Бориса Слуцкого «Физики и лирики»:

Что-то физики в почете.

Что-то лирики в загоне.

Дело не в сухом расчете,

Дело в мировом законе. —

в стране в дни оттепели началась дискуссия, академик откликнулся на нее и прислал автору рифмованное мнение, «не так, мол, уж плохи дела у вашего брата, поэтов». О чем Борис Слуцкий помянул в воспоминаниях.

Академик, обремененный административными обязанностями и научными проблемами, нашел время заниматься с профессионалами композицией и увлекся сочинением музыки. Написал «Былину» для струнного оркестра, симфонию «Степная» в четырех частях. Ее исполнял симфонический оркестр Украинского радиокомитета. На свои слова сочинял романсы для голоса и фортепиано. Его музыку играл симфонический оркестр Дома ученых в Москве. Он выступал на концертах как скрипач.

В ХХI веке Василия Шулейкина не забывают, пишут о его честности в жизни и бесстрашии в науке, ценят его работы за то, что они «не только отличаются большой ясностью и глубиной, но всегда красивы, и красота придает им необычайную ясность». В январе 2020 года по случаю 125-летия со дня рождения в Москве, в Морском гидрографическом институте, посвятили вечер воспоминаний «великому ученому».

* * *

Последней на нашем пути по Покровскому бульвару под номером 18 возникает старинная усадьба; историками архитектуры она называется по фамилиям бывших владельцев «Усадьбой Ф.А.Толстого–Карзинкиных». До пожара 1812 года здесь жил в палатах граф Федор Андреевич Толстой, член Общества любителей российской словесности, библиофил, собиратель древнерусских рукописей и старопечатных книг.

После пожара 1812 года воссозданной усадьбой владели до 1917 года купцы Карзинкины, входившие в число десяти самых богатых купеческих фамилий Москвы.

В ХIХ веке усадьба славилась не только богатством, но и гостеприимством, принимала самых известных литераторов и артистов. Солисты Большого театра пели арии из опер, «Не брани меня, родная» и другие романсы в присутствии автора Александра Дюбюка. Часто бывавший в салоне у Карзинкиных пианист и композитор Василий Безекирский вспоминал: «По роскоши и разнообразию вечера у Карзинкина заслуживают особенного внимания. У него часто можно было встречать А.Н.Островского, иногда читавшего отрывки из своих произведений, и А.И.Дюбюка, исключительно исполнявшего моцартовские квартеты». Бывали в этой усадьбе Федор Достоевский и Михаил Щепкин. Молодой купец Константин Алексеев, будущий Станиславский впервые выступил перед зрителями и исполнил роль Подколесина в «Женитьбе» Гоголя.

Ближе к нашим дням в усадьбе на Покровском бульваре, 18, жила семья купца первой гильдии Александра Карзинкина. Он являлся одним из директоров Товарищества ярославской большой мануфактуры, член советов Московского учетного и ссудного банка, Московского банка, Российского взаимного страхового союза, выборный Московского биржевого общества. Кроме усадьбы на Покровском бульваре владел домами на Чистых прудах, в Столешниковом переулке.

Слыл в Москве нумизматом, автором исследования «О медалях царя Димитрия Иоанновича (Лжедмитрия I)», состоял членом совета Третьяковской галереи.

Всего лишенного при советской власти год продержали в Бутырской тюрьме, спустя десять лет арестовали в 68 лет. Через полгода старика выпустили, дав умереть дома.

За Карзинкина вышла замуж итальянка Аделаида Джурин.

Прима-балерина Большого театра выступала в «Ла Скала», лондонском королевском театре «Ковент Гарден», поражала исполнением фуэте в 32 оборота, чего ее современницы в Москве не могли.

Дочь Карзинкина и Джурин художница Елена коммерцией не занималась. Окончила Училище живописи, ваяния и зодчества, владела пятью европейскими языками, по любви вышла замуж за купца и писателя Николая Телешова.

В московских журналах выходили без внимания критики стихи и рассказы за его подписью. Известность принесли «На тройках» и «За Урал». По совету Чехова, считавшего Телешова «писателем образцовым», совершил путешествие по Уралу и Сибири, о чем написал рассказы и очерки.

В историю русской литературы вошел Николай Телешов посещаемым по средам в его доме литературным кружком «Среда». Его называют «душой, вдохновителем и организатором» этого содружества, куда стремились самые чтимые современниками писатели: Максим Горький, Иван Бунин, Леонид Андреев, Александр Куприн… Они читали друг другу и обсуждали то, что сочинили. В кружке впервые до премьеры в Художественном театре услышали «На дне» в исполнении автора. «На этом чтении, — вспоминал хозяин дома, — помимо своих было много приглашенных артистов и литераторов. Вспоминаются: Качалов, Книппер-Чехова… крупные журналисты, врачи, юристы, ученые, художники. Народа было множество: сидели на подоконниках, стояли в других комнатах, где было все слышно, но ничего не было видно… Успех был исключительный».

На заседаниях «Среды» в дружеском кругу обращались друг к другу не по именам, а по названиям улиц и площадей, обыгрывались характеры и внешность. Горького звали «Хитровкой» за обитавших на Хитровском рынке героев его рассказов. Худощавого Ивана Бунина назвали «Живодерка». Александра Куприна за страсть к лошадям и цирку окрестили «Конной площадью», Леониду Андрееву, нередко писавшему о покойниках, по его просьбе дали имя «Ваганьковское кладбище». Александр Серафимович за лысину стал «Кудрино».

На «Средах» принимали Левитана, Шаляпина и Рахманинова. Один из таких вечеров прошел так:

«Вспоминается один осенний вечер 1904 года, совершенно исключительный по впечатлению. Меня внезапно известили, что сегодня вечером у меня будут гости, и много гостей: приехал в Москву Горький, обещал приехать Шаляпин, будут петербуржцы и многие товарищи, которые все уже извещены и приедут непременно. Действительно, к вечеру собралось немало народу. А Шаляпин, как только вошел, сейчас же заявил нам шутливо:

— Братцы! Петь до смерти хочется!

Он тут же позвонил по телефону и вызвал Сергея Васильевича Рахманинова, и ему тоже сказал: «Сережа! Возьми скорее лихача и скачи на «Среду». Петь до смерти хочется. Будем петь всю ночь!»

Рахманинов вскоре приехал. Шаляпин не дал ему даже чаю напиться. Усадил за пианино — и началось нечто удивительное. Это было в самый разгар шаляпинской славы и силы. Он был в необычайном ударе и пел действительно без конца. На него нашло вдохновение. Никогда и нигде не был он так обаятелен и прекрасен, как в этот вечер…

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Надеюсь, еще долго будем вместе.

И прежде повторить я не боюсь.

В кругу друзей намного интересней».

Николая Телешова считали «генералом русской литературы», за способность сплачивать вокруг себя друзей и знакомых.

«Среда» заседала в домах 21 и 23 на Чистых прудах. А с 1913 года на Покровском бульваре. Летом кружок собирался в подмосковной Малаховке, доме — приданом Елены. В этом поселке Телешовы открыли и содержали гимназию для детей рабочих и крестьян, лечебницу и госпиталь. Благоустраивали Малаховку, устроили театр, где летом выступали известные актеры театров, пел Шаляпин.

В 1918 году лишились всего. Из дома в Малаховке не дали вынести личные вещи. В двухэтажном доме на Покровском бульваре оставили Карзинкиным и Телешовым две комнаты, по одной на семью.

Самые известные члены «Среды» — Бунин, Рахманинов, Андреев, Куприн, Шаляпин — эмигрировали. За ними последовал Максим Горький. Серафимович в 1918 году вступил в партию большевиков, вошел в редакцию «Известий», газеты правительства.

Николай Телешов остался в Москве. В 1923 году стал директором созданного им и женой музея Художественного театра. Этому театру помог с друзьями выжить в трудные времена, ссудив без процентов и сроков возврата четверть миллиона рублей. Едва не разорившийся театр уехал на год в Европу. Вернулся в Москву с триумфом и вернул долг. Полагаю, МХАТ, чтимый в Кремле, посещаемый многократно Сталиным, защитил директора своего музея и спас от репрессий.

Как Телешову жилось при советской власти, в «Записках писателя» узнать нельзя. Эти замечательные мемуары ставят в один ряд с воспоминаниями Гиляровского «Москва и москвичи». Знакомство с ним и Чеховым запомнил в мельчайших подробностях:

«Первая в жизни встреча с настоящим писателем настроила меня восторженно. Хотелось сейчас же заговорить с ним о его книге, о том новом в литературе, что он дает, но Чехов предупредил меня иным, совершенно неожиданным вопросом:

— Вы в карты не играете? В стуколку?

— Нет.

— А со мной вот пришел Гиляровский. Жаждет поиграть в стуколку, да не знает — с кем. Вы знаете Гиляровского? Дядю Гиляя?.. «Да вот и он!» — как говорят актеры в самых бездарных водевилях.

Подошел Гиляровский — познакомились. Он был во фраке, с георгиевской ленточкой в петлице. В одной руке держал открытую серебряную табакерку, другой рукой посылал кому-то через всю комнату привет, говорил Чехову рассеянно что-то рифмованное и веселое и глядел на меня в то же время, но меня, кажется, не замечал, занятый чем-то иным. Не успели мы и двух слов сказать для первого знакомства, как загремела опять музыка, и меня как молодого человека утащили танцевать».

Дядя Гиляй помянул про строительство метро, что хорошее увидел до кончины в 1932 году. Телешов пережил друга на четверть века, но писал только о прошлом.  

Николая Дмитриевича Телешова в энциклопедиях представляют «русским советским писателем». Да, жил он и при капитализме, и при социализме. Но как удалось потомственному почетному гражданину, совладельцу торгового дома «Телешов Дмитрий Егорович», члену правления Ярославской большой мануфактуры, гильдейскому старосте купеческой управы Московского купеческого общества не подвергаться арестам, как тестю, не сидеть в Бутырской тюрьме… Думаю, после революции ему помог избежать ареста Серафимович, ставший влиятельным при Ленине.

В лютый 1938 год, когда арестовали Заболоцкого и Мандельштама, расстреляли Пильняка, основатель «Среды», автор «Записок писателя» удостоился звания заслуженного деятеля искусств РСФСР.

В этом акте признания государством писателя, ничем не выражавшего радость от поступков вождя, «ростом в шар земной», как выразился Пастернак, мне видится его рука, протянутая Телешову в Камергерский проезд, ставший в СССР проездом Художественного театра. Туда часто приезжал Сталин.

* * *

Вот и все, что я хотел написать в своеобразной трилогии о Покровском бульваре.

Впереди последний на нашем пути, самый маленький Яузский бульвар, берег реки Яузы, где возникла Москва.

(Окончание. Начало в номерах «МК» от и от )