Эксперты не смогли угадать присуждение Нобелевской премии по литературе писательнице из Сеула

В недавней публикации на сайте «МК», пытаясь угадать имя обладателя Нобелевской премии по литературе-2024, автор этих строк «сделал ставку» на Азию и на женщину. Я предположил, что назначенная букмекерами фаворитом писательница из КНР Цань Сюэ, в силу ее нечетко выраженной, но все же оппозиционности властям в Пекине, пережитым в детстве ужасам «культурной революции» Мао Цзэдуна и известности как раз там, где нужно, — в Европе и США, скорее всего, и будет отмечена Нобелевским комитетом. Но вышла небольшая ошибочка.

Как оценивать победу Хан Ган, имя которой значилось в третьем десятке списков букмекерских контор и стало полной неожиданностью? Прозаик из Сеула стала, что называется, «темной лошадкой» — если будет политкорректным употребить это словосочетание.

Ошибаться в подобных вопросах — дело нормальное. И, кстати, эксперт Мария Семенюк, кандидат филологических наук, доцент кафедры китайской филологии Института стран Азии и Африки МГУ, была не столь оптимистична по поводу Цань Сюэ. Зато произнесла слова почти пророческие:

«Есть большая вероятность того, что премию получит представитель Азии. Сейчас намечается «поворот на Восток», установка на разнообразно представленную культуру».

А пока в магазинах достают с верхних полок книжки Хан Ган, стирают с них пыль и ставят на первый план, вспомним, что начинала она с публикации стихотворений, а получила «нобеля» за поэтическую прозу.

Правда, историческое для Республики Корея (Хан Ган стала как-никак первым нобелиатом) событие неизбежно сведут к феминистической, веганской или какой угодно другой повестке и окрасят политически.

Действительно, одна из ее главных книг — литературный протест против разделения Кореи на Северную и Южную.

А роман «Вегетарианка», который, как писала рецензент Дарья Грицаенко в журнале «Звезда» в 2018 году, пришел к русскому читателю с 11-летним опозданием (наши издатели проснулись только тогда, когда книгу перевели на английский), содержит набор «голливудских» клише. Молодая женщина из консервативной семьи отказывается от мяса из-за снов-кошмаров, что ведет к конфликту — раз, глава семьи — ветеран вьетнамской войны (ну а кто еще?), абьюзер — два, семейное насилие — вот оно, сексуальное насилие — тоже, женское тело и проблема его принятия — здесь же.

ЦИТАТА ИЗ КНИГИ-ЛАУРЕАТА

— Единственное, чему я доверяю, — моя грудь. Я люблю свои груди. Потому что ими нельзя никого убить. Ведь и руки, и ноги, зубы и язык, и даже взгляд — это оружие, способное убить и нанести вред. А груди на такое не способны. У меня есть две такие круглые груди, и значит, все нормально. Пока все нормально. Однако почему мои груди все худеют? Теперь они не такие уж и круглые. Интересно, почему? Почему мое тело высыхает и высыхает?..

Если прочитать до конца, попытаться достроить в голове открытый финал, станет понятно, что с экранизацией торопиться не стоит: следование «модному тренду» привело к саморазрушению героини, оказавшейся не готовой к свободе, которую на Западе принято навязывать всем и «экспортировать» в разные точки Земли без учета местной специфики. А значит, зрители подумают: зачем такому подражать и превращаться в «городского сумасшедшего»? — и киношка провалится в прокате.

А если копать глубже, убеждаешься, что текст незамысловат и для русской литературы: слишком прост. Представьте, что вы открыли книгу на случайном месте, думая, покупать ее или нет, и прочли следующее:

…Это был семнадцатый этаж залитого солнцем дома, окна которого выходили на юг. С лицевой стороны вид загораживало соседнее здание, но с заднего фасада открывалась полоска леса…

Или такой отрывок:

В конце концов, от злости, поднявшейся в нем до самой макушки, он еще раз ударил дочь по щеке.

— Отец!

Свояченица бросилась к тестю, обхватила его за пояс, но в этот момент ему удалось запихать кусок свинины в рот моей жены, разжавшей зубы. Однако Ёнхо, уже уставший ее держать, ослабил хватку, и она с отвращением выплюнула мясо. У нее вырвался крик, напоминающий звериный рев.

— …Пусти!

Остается надеяться, что многочисленные литературные штампы — «залитый солнцем дом» и «крик, как звериный рев» — это все-таки «косяк» переводчиков, а в оригинале все звучит гораздо поэтичнее.