Аналитик оценил военный мятеж Пригожина через призму переворотов в Латинской Америке

Военный переворот в России? Еще пару лет назад такой сценарий казался невозможным. Но мятеж «Вагнера» показал, насколько тонка грань, отделяющая нас от самых фантастических сценариев. «Винтовка рождает власть», — говорил основатель КНР Мао Цзэдун. Но тут же добавлял: «Наш принцип — партия командует этой винтовкой; недопустимо, чтобы винтовка командовала партией». Но иногда винтовка все же выходит из-под контроля и становится властью. Ничего хорошего из этого обычно не получается.

Страны Латинской Америки испытали это, что называется, на своей шкуре. Военные перевороты происходят там почти с той же неизбежностью, как осень сменяется зимой. С приходом военных к власти часть населения обычно связывает определенные надежды: они полагают, что «сильная рука» наведет порядок, накажет коррупционеров, вернет стране достоинство. Однако эти надежды, как правило, напрасны, и за крушение своих иллюзий людям приходится платить огромную цену. Об этом мы поговорили с латиноамериканистом Олегом Ясинским.

— В Латинской Америке, наверно, не было ни одной страны, которая избежала бы военных переворотов?

— Нет, были страны вроде Коста-Рики, где их не было. Были страны, где военных переворотов было мало.

— Мало — это сколько?

— В Колумбии в XX веке был только один военный переворот. В Чили в XX веке было всего два переворота, хотя переворот Пиночета 1973 года является хрестоматийным.

Но есть и такие страны, как Боливия, где происходило в среднем по два государственных переворота в год (за годы своей независимости Боливия пережила более 190 государственных переворотов и революций. — М.П.), но никто этого не замечал, потому что эти перевороты ничего не меняли. Они были такой же рутиной, как для Европы — демократические выборы. Население не чувствовало никаких перемен. Правили этими странами в ХХ веке напрямую из американского посольства.

Разные группы военных поддерживались разными группами боливийской олигархии, которая вся подчинена США. Вашингтон не обращал на эти перевороты особого внимания, потому что все они происходили в его интересах.

— Почему военные играют такую большую роль во внутренней жизни стран Латинской Америки?

— История Латинской Америки — это история завоевания оружием огромных территорий. Это то место, куда направлялись испанские или португальские эскадры с бывшими крестьянами, для которых единственным способом вырваться из нищеты был вариант стать солдатом или пиратом. Эти люди отправлялись в Латинскую Америку и силой оружия добывали для короны новые земли. Поэтому практически в каждой латиноамериканской столице центральная площадь называется площадью Оружия (Пласа де Армас). Роль оружия была в латиноамериканской истории очень велика.

— Военные всегда представляли собой самостоятельную силу и никому не подчинялись?

— Военные всегда подчинялись местным экономическим элитам. Независимых военных, думаю, в истории не было. Просто гораздо проще, чем устраивать какие-то выборы и побеждать на них, было поручить какому-нибудь полковнику вытащить очередного президента в пижаме из его дворца, отправить в ссылку и назвать это очередной «революцией» и победой демократии. Во многих странах это было совершенно рутинным процессом. Крайние формы социальной несправедливости вызывали в этих странах постоянное насилие.

— Сегодня там остались военные диктатуры?

— Откровенных диктатур нет, но в Перу у власти находится недемократический режим, который пришел в результате государственного переворота, в ходе которого был свергнут президент Педро Кастильо — индейский президент. Он был плохим президентом, но он был легитимным. Он был свергнут в декабре 2022 года заговором элит перуанского общества при поддержке США, и сейчас перуанская армия и полиция ведут настоящую войну против собственного индейского населения.

— Военный переворот всегда становится возможным из-за ошибок действующей власти? Например, в Чили Альенде сам приблизил к себе Пиночета и совершил ряд других ошибок?

— Военный переворот в Чили был вызван объективными причинами. У правительства Альенде не было никакой реальной вооруженной силы, на которую можно было бы опереться.

Парадокс в том, что Альенде погиб, защищая буржуазную Конституцию, в нарушениях которой его постоянно обвиняли. Американцы установили экономическую блокаду Чили. А это была маленькая и достаточно бедная страна, полностью зависевшая от США.

Сначала попытались дестабилизировать ситуацию в стране, чтобы народ сам сверг Альенде. Но через год правления Альенде на парламентских выборах стало ясно, что его поддержка растет, потому что он был первым президентом, который выполнял свои обещания по улучшению жизни народа. Тогда была сделана ставка на военный переворот.

Чилийская мирная революция выглядела в глазах США гораздо большей угрозой, чем вооруженная кубинская революция. Альенде пытался доказать, что революцию можно делать и без оружия. Поэтому чилийский пример был для США крайне опасен.

Думаю, что Альенде за несколько месяцев до переворота стало понятно, что правительство не справляется с управлением страной. Потому что внутри самого правительства был раскол, потому что внутренний саботаж и внешнее давление были слишком сильны. Он принял решение о проведении досрочного референдума о доверии к правительству. Он собирался проиграть этот референдум, потому что чилийцы устали от хаоса и нестабильности. Официально объявить об этом референдуме собирались как раз 11 сентября в Техническом университете Сантьяго.

Поскольку заговорщики знали об этом плане, датой переворота было выбрано именно 11 сентября. Альенде хотел избежать переворота. Он бы проиграл референдум, прошли бы досрочные президентские выборы, но таким образом были бы спасены человеческие жизни. Был бы спасен конституционный путь развития страны. Но путчисты не хотели идти конституционным путем, потому что в стране были самые сильные в Латинской Америке профсоюзы, были самые политизированные трудящиеся. Поэтому такая жестокость, столько трупов и репрессий.

— Это была спецоперация ЦРУ?

— Это была спецоперация чилийских военных при активной поддержке ЦРУ и Генри Киссинджера. США финансировали оппозиционную прессу, расшатывали ситуацию. Они оказали логистическую поддержку чилийским военным, но все-таки переворот совершили сами чилийцы.

Позже, в 1976 году, произошел военный переворот в Аргентине. В 70-е годы весь южный конус — Аргентина, Бразилия, Уругвай, Чили, Парагвай, Боливия — находился под контролем военных диктатур, которые были близкими партнерами и идеологически занимали одну политическую нишу. Они очень активно сотрудничали между собой. Был страшный план «Кондор», секретный договор между спецслужбами этих стран. Он позволял похищать оппозиционеров в любой из стран, перевозить тайно в другие страны, там допрашивать, пытать, казнить, прятать тела. Это был единый антикоммунистический проект, который, конечно, согласовывался ЦРУ.

— Пиночет считался человеком Альенде, он его приблизил, доверял ему?

— Альенде доверял Пиночету, потому что во время попытки переворота в Сантьяго 29 июня 1973 года Пиночет возглавил подавление мятежа. Тогда это была репетиция. Пиночет был знаком с Альенде, но они никогда не дружили семьями, это миф.

Когда начался переворот, первое, что спросил Альенде, было: «Что будет с бедным Пиночетом?» Он не знал, что Пиночет уже руководил переворотом.

Существует версия, что Пиночет был среди заговорщиков и много месяцев готовил переворот. Это неправда. Он о нем узнал буквально за несколько дней. Но Пиночет был очень важной фигурой, он был главнокомандующим сухопутными войсками. Когда заговорщики обратились к нему, он долго колебался, так как был очень трусливым человеком. Согласно первоначальному плану, заговорщики должны были править коллегиально (отсюда слово «хунта» — союз). Но Пиночет постепенно подмял всех под себя.

— Большевики в России первым делом создали свои органы безопасности, армию создали новую, а не взяли старую. Почему Альенде даже не начал такую работу?

— У него не было ни малейшей возможности для этого. Альенде лично был человеком очень жестким, решительным. Но если бы он попытался подчинить себе или политизировать вооруженные силы, то нарушил бы Конституцию и дал законный повод для своего свержения. Были верные ему военные, против которых была развернута травля, на них были покушения со стороны разных ультраправых группировок.

Но у Альенде в тех чилийских реалиях не было никаких своих вооруженных структур, никаких реальных инструментов для того, чтобы все это контролировать. Это была мирная демократическая страна. Чили считалась латиноамериканской Швейцарией. Чилийцы говорили, что у них могут быть разные взгляды, но они всегда между собой договорятся и чилийские военные никогда не будут стрелять в народ. Реально у Альенде просто не было никаких шансов.

Когда США обрушили цены на медь, а медь была главным источником дохода чилийского государства, Альенде обратился за кредитом к СССР. Однако СССР фактически отказал, то есть дал незначительную сумму, которая не решала проблему. Когда были рассекречены архивы, оказалось, что по линии КГБ и ГРУ разведка докладывала руководству СССР, что у Альенде нет реальной власти и военный переворот в Чили — лишь вопрос времени.

Брежнев тогда очень переживал, он симпатизировал Альенде. Чилийцы не были готовы воевать и отдавать свои жизни революции. По своему менталитету это люди очень мягкие, они хотели мягкой революции без оружия, без крови. Поэтому для чилийцев таким шоком стали зверства военных, расправы с безоружным народом. У каждого народа есть миф о себе. Чили всегда была очень консервативной, «законопослушной» страной. Поэтому чилийцы были уверены, что их армия другая, что у них не будет так, как было в некоторых «диких» соседних странах.

— Перевороты в Уругвае и Аргентине чем-то отличались от чилийского?

— В Уругвае и Аргентине примерно в один и тот же период были свергнуты правые буржуазные правительства. Проамериканским в Аргентине был переворот против Перона (фактически — против его вдовы Исабель, которая была вице-президентом при муже и после его смерти стала главой государства на 2 года. — М.П.).

Но Хуан-Доминго Перон — это не был проект социалистической революции. Просто в Аргентине и Уругвае под влиянием кубинской революции в то время были очень популярны левые идеи и возникло много левых радикальных групп. В Уругвае появились партизанские группировки, которые назывались «Тупамарос» и которые служили поводом для того, чтобы военные, защищая интересы местной олигархии, принимали решение «навести порядок» и покончить с «коммунистической угрозой». Естественно, при поддержке США, которые за всем за этим стояли.

В Уругвае переворот произошел в том же году, что и в Чили, — 27 июня 1973 года. В Аргентине — в 1976 году. Уровень репрессий в Аргентине был выше, чем в Чили. В Аргентине в результате переворота было около 30 тысяч пропавших без вести. В Чили порядка 3–5 тысяч, точных цифр нет.

— Перон ведь тоже был военным и принимал участие в переворотах еще в 30-е и 40-е годы?

— Перон был генералом, но его правление не было военной диктатурой в чистом виде. Он говорил о третьем пути — не проамериканском и не просоветском. Особый аргентинский путь — нечто среднее между социализмом и национал-социализмом.

При Пероне были проведены очень важные реформы. Государство играло огромную роль. Была создана система бесплатного качественного образования, медицины для всех. Перон это мог себе позволить, так как в 1950-е годы Аргентина была 6-й экономикой мира. Она была богатой страной, производила и экспортировала мясо. Но социальные противоречия там всегда существовали.

В 80-е годы, уже после окончания военной диктатуры, в Аргентине «демократическим» правительством были применены неолиберальные экономические формулы, которые разорили значительную часть населения. После этого в Аргентине начались серьезные социальные и экономические проблемы. Она перестала быть зажиточной страной, которой завидовали все соседи. Сегодня многие аргентинцы голодают. Аргентина — это очень богатая страна, разоренная хронической коррупцией политических элит.

— Неолиберальные реформы привели ее к плачевному состоянию?

— Да, многие аргентинские аналитики так считают. Чтобы вывести Аргентину из этой ситуации, необходима политическая сила, которой там нет. Есть левый перонизм, есть правый перонизм, есть антиперонизм, но настоящего проекта будущего нет ни у кого.

— Что в Аргентине сейчас?

— Там слабое левоцентристское правительство, которое уступает шантажу МВФ. На севере страны в индейской провинции Жужуй ультраправый губернатор проводит крайне репрессивную политику. Там реформируется местное законодательство, чтобы лишить крестьян индейских общин своих территорий, лишить права на землю в интересах горнодобывающих транснациональных корпораций.

Население выступает против этого, происходят столкновения, идет очень жесткая социальная борьба, о чем не любит рассказывать мировая пресса. Там сейчас довольно тяжелая ситуация: огромная инфляция, огромный долг перед МВФ, унаследованный от предыдущего правого правительства.

— Рецепт США для Аргентины был такой же, как для Чили, — диктатура плюс неолиберальная экономика?

— Диктатура, которая уничтожает «угрозу слева» путем геноцида всех социально активных сил общества. Уничтожение или высылка из страны всех левых интеллектуалов. Потом, когда уже контролируемой Штатами «демократии» ничто не угрожает, США позволяют установить «демократическую» систему, которая сохраняет полностью экономическую модель, заложенную диктатурой. Модель проста: это приватизация всего. И демократические прогрессивные правительства, как сейчас в Чили, иногда возглавляют процесс приватизации государства: земли, воды, практически всего.

В стране растет социальное неравенство, падает уровень образования, и в то же время у страны есть хорошие макроэкономические показатели. Поэтому нам рассказывали сказки о чилийском «экономическом чуде».

— Никакого чуда нет?

— Нет и никогда не было. Это было «чудо» для 8% населения. Когда заканчивалась диктатура Пиночета, оказалось, что за чертой бедности находится 45% населения страны. Но по телевизору этого не показывали, потому что главные в Латинской Америке специалисты по маркетингу — это чилийцы, которые показывали совершенно другую картинку.

— Еще в Бразилии, кажется, долго правили военные.

— В Бразилии военные правили долго, но это огромная, очень разнообразная страна, поэтому там многие районы находятся вне какого-либо контроля правительства. Поэтому военная диктатура там касалась только крупных городов. Там она не наложила такого страшного отпечатка на население, как в Чили, Аргентине.

Там заключенных не сбрасывали с военно-транспортных самолетов в океан, там не было концлагерей. Бразильские репрессии были более избирательными против левых сил, которые в стране никогда не были особенно сильны. Сейчас там происходит борьба между экс-президентом Болсонару (он ультраправый, настоящий бразильский нацист) и левоцентристом, профсоюзным лидером Лула да Силва, который победил на выборах. Но там нет никаких революционных проектов, нет серьезных реформ.

— А какой диктатор правил дольше всех?

— В Парагвае в конце 80-х генерал Альфредо Стресснер был самым профашистским диктатором Латинской Америки. Он находился у власти более 30 лет. Такой диктатор-патриарх. Он был свергнут своим племянником. Но до этого Стресснеру в Бразилии построили фазенду, вот туда он и переехал. Это было больше похоже на договоренности, чем на настоящий переворот.

— Какие условия необходимы для прихода к власти в стране военных?

— Нужен хаос в стране, ощущение полной незащищенности рядовых граждан, нужно понимание того, что законная власть не справляется и не в состоянии обеспечить безопасность людей. И необходим какой-то популистский лидер, который будет обещать чудеса. Уставшие от хаоса и насилия люди с легкостью верят правым популистам.

Можно привести пример президента Сальвадора Найиба Букеле, который борется с организованной преступностью совершенно нацистскими методами, создавая концлагеря, где с тысячами заключенных молодых людей обращаются совершенно чудовищным образом. Тем не менее он очень эффективен, преступности стало меньше, и большинство отчаявшегося народа его поддерживает.

Когда большая часть страны голодает, когда на улицах неконтролируемая преступность, мафиозные группировки, которые чувствуют себя хозяевами улиц, а демократические правительства заняты решением собственных проблем, возникает искушение «твердой руки», харизматичного лидера, который обещает решить все проблемы.

— Каковы итоги правления военных на примере диктатуры Пиночета в Чили?

— Разрушена культура страны. Чили не производит никакой культурной, художественной продукции. Вся думающая, критически мыслящая часть общества оказалась в тюрьмах или в ссылке. При этом в стране создана эффективная экономическая модель. Она базируется на страхе людей потерять работу, полном отсутствии социальной защиты у чилийцев. Все живут в кредит.

Стране навязаны новые неолиберальные ценности, чисто потребительские. Разрушен сам дух страны. Создано нездоровое общество, где все друг с другом конкурируют, где разрушена социальная ткань, нет отношений солидарности между людьми. Лицемерие, двойные стандарты.

— Все это и сейчас сохраняется?

— В значительной степени. Сейчас у власти в Чили находится якобы левое правительство, но оно выполняет все задания США. Оно является на самом деле левой рукой правых. Кроме того, оно настолько бездарно правит экономикой и всем остальным, что следующее чилийское правительство будет пиночетистским. Там еще остались сторонники курса Пиночета, и сейчас во всех проблемах пресса обвиняет левых. Но на самом деле это правые, которые действуют под маской левых.

— Есть ли какая-то страна в Латинской Америке, которой военная диктатура принесла бы успех?

— Нет. За исключением Панамы и Перу, где в результате переворота к власти пришли левые военные, патриоты. Они провели социальные реформы в интересах большинства населения. Веласко Альварадо в Перу и генерал Омар Торрихос в Панаме.

— Почему на Кубе все перевороты провалились, несмотря на усилия США?

— Потому что кубинское государство взяло под полный контроль армию и все силовые структуры, были созданы идеологизированные кадры. Кубинские военные качественно отличаются от любых других военных Латинской Америки. Это образованные люди с пониманием, что такое настоящая независимость страны, с совершенно другими отношениями с народом.

Кубинские военные не являются привилегированной кастой, как в большинстве других стран Латинской Америки. Они являются частью народа. Это произошло в результате радикальных реформ правительства Фиделя Кастро. Была создана совершенно другая армия, были созданы революционные вооруженные силы Кубы.

— А почему Альенде не смог этого сделать?

— Потому что он не пришел к власти с оружием. Альенде по Конституции не имел права вмешиваться в образование, воспитание или перевоспитание военных. Чилийские военные являются частью привилегированного класса, касты избранных. У него не было сил для этого, у него даже парламентского большинства не было для проведения реформ.

Попытки так называемых «прогрессивных правительств» проводить реформы при сохранении в руках правящих экономических групп прессы, в условиях полной демократии и не затрагивая интересы США, то есть попытки социал-демократического реформизма, полностью провалились.

Настоящей революцией в Латинской Америке была только кубинская. Революция — это взятие всей власти, это контроль над силовыми структурами, это реформа образования, здравоохранения, создание мощного государства, которое будет защищать граждан, это создание собственных идеологизированных кадров. Но любое правительство, которое начнет себя вести подобным образом, немедленно станет целью США.

— Можно ли сказать, что в США разработана универсальная схема, применяемая в Латинской Америке для борьбы с левыми движениями? Можете описать эту схему?

— Конечно. 1. Военный переворот. 2. Создание парамилитарных групп. Это группы уличной преступности, которые вооружаются и финансируются, которые обучаются агентами государства и которые используются для запугивания инакомыслящих. Потом они превращаются в разные нацбаты, как на Украине. В Колумбии для этого существовали «парамилитарес», в других странах эти группы назывались «эскадроны смерти».

Это организованная преступность, которая подчиняется государству и выполняет за него всю грязную работу. Террор, аресты, убийства, похищения. Родственники пропавших без вести в Латинской Америке ищут их уже десятки лет. Это гораздо страшнее, чем просто убийство. Это уничтожение левой элиты, уничтожение социально активной, критически мыслящей части общества.

Это могут быть очень избирательные операции. Не надо уничтожать миллионы, достаточно похитить несколько десятков известных людей.

3. Неолиберальные реформы в экономике одновременно с идиотизацией населения при помощи ТВ, навязывание населению других ценностей, культурного фастфуда. 4. Приватизация всего, в том числе образования и здравоохранения, когда государство снимает с себя все социальные обязанности и говорит только об экономической эффективности. Для экономической эффективности надо избавляться от пенсионеров, от индейцев, от бедных, больных.

5. Когда уже ничто не угрожает интересам США и транснациональных корпораций, можно и поиграть в демократию. Вот вам разные кандидаты, у одного голубые глаза, у другого карие, этот негр, а этот белый.

— Эту же схему они реализуют на Украине? А если мы им позволим, то применят ее и у нас?

— Абсолютно верно. Схема апробирована и оказалась очень эффективной.